Буднично и повсеместно: Как и за что фашисты убивали людей
ФСБ рассекретила новую порцию документов о зверствах фашистов в Севастополе
© Источник: виртуальная выставка Госархива РК "Без срока давности… К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне".
Наталья Дремова
Семья Анатолия Лебедева попала в одну из последних облав в Севастополе. В конце апреля 1944 года его, брата, сестру и родителей забрали в лагерь в Константиновском равелине. Говорили, что будут отправлять в Германию. Через несколько дней закончилась захваченная с собой еда. Пленников фашисты кормить не собирались. Комендант согласился отпустить двух старших мужчин домой за продуктами. Когда они возвращались, внезапно раздался выстрел. Отец упал. На противоположной стороне дороги Анатолий увидел группу немецких офицеров. Кто-то из них демонстрировал остальным меткость…
Показания Лебедева — один из многих недавно рассекреченных документов из архива УФСБ по Республике Крым и городу Севастополю о зверствах фашистов. Не тех "акций" с массовыми расстрелами, о которых хоть краем уха слышал каждый. А о том, что в оккупированном фашистами Крыму стало повседневностью: убийства, грабежи, неоправданная жестокость.
Но с точки зрения немецкого солдата или офицера, пропитанных идеологией нацизма, ничего страшного не происходило. Ведь убивали и грабили людей, которые считались "истинными арийцами" второсортными и неполноценными.
Тринадцатилетняя "шпионка"
Ефросинью Миронову допрашивали в 1947 году. Но она уверенно опознала человека, которого ей показали: "Я этого мужчину видела в дни повешения моего сына". Подростка Владимира Мапука вместе с двумя приятелями задержали после того, как они купили на барахолке подержанный велосипед. Он оказался краденым. Ребят забрали в жандармерию и, не разбираясь, приговорили к смерти.
Тогда Ефросинья Миронова снова и снова приходила хлопотать за сына. Потом присутствовала при казни. А затем каждый день приходила к виселице. Однажды она увидела, как три немецких офицера фотографируются на фоне казненных. Один из них — Эрнст Шреве, сотрудник фельджандармерии Севастополя. Позже, уже после освобождения города, он попал в плен. И понадобились свидетели для уточнения его "работы".
Слова "ни за что" много раз могли бы повторить севастопольцы, обсуждая судьбу своих казненных и убитых знакомых. Весной 1942 года у здания горсовета повесили двух молодых мужчин: якобы партизан. А рядом с ними висело тело тринадцатилетней девочки с табличкой "шпионка-партизан".
Через несколько месяцев 19-летний Николай Лялин и еще двое молодых людей были остановлены немецкими солдатами на улице. Неделю просидели в жандармерии. А потом были повешены возле Пушкинской школы с табличками на груди: "За саботаж".
"Новой власти" требовались акции устрашения.
Часто сам факт попаданию в тюрьму или жандармерию по подозрению, за мелкое правонарушение, оборачивались гибелью. Слишком быстро наполнялись камеры, и их "очищали", расстреливая всех обитателей.
Среди только что рассекреченных документов есть протокол допроса человека, наследившего не только в Севастополе. Жорка Цыган - называли его только так, по кличке. Он действительно был цыганом по национальности.
Его соплеменников фашисты массово уничтожали в декабре 1941-го. А вот Жора пошел к фашистам на службу. В концлагере на месте бывшего совхоза "Красный" под Симферополем он считался одним из самых жестоких охранников. А до этого, оказывается, "работал на расстрелах" в Севастополе.
© Архив УФСБ России по РК и г. Севастополю.
Протокол допроса Жорки Цыгана, "работавшего" на расстрелах.
Из протокола допроса Жорки Цыгана:
С первым или со вторым рейсом на расстрел были привезены две женщины. А остальные мужчины, из коих знаю одного Елисеева Михаила, работающего до прихода немецких войск в городе Севастополе, в заводе, расположенном около старого базара…
…Мы трое ходили взад и вперед около полуторки автомашины и смотрели в сторону, где расстреливали немцы советских граждан, которых мы после расстрела закапывали втроем. После закапывания по распоряжению переводчика Артура складывали в мешки снятую с советских граждан одежду и складывали на автомашину. Предварительно переводчик выкладывал содержимое из карманов одежды.
Стрелял "из любопытства"
Может быть, некоторые севастопольцы после оккупации города еще питали какие-то иллюзии на то, что "под немцами можно жить". Можно же не высовываться, не нарушать новых правил… Тем более, что оккупационная пресса рисовала полную иллюзию обычной жизни: добрые немцы открыли детский приют и дом престарелых, столовые, платят зарплаты тем, кто на них работает...
На самом деле, никто — кроме тех, кто явно и активно сотрудничал с оккупантами, не был в безопасности.
Из показаний жителя Инкермана Алексея Прасолова:
16-летний подросток Иван Максимов днем возвращался домой, а немцы находились на станции Инкерман. Один из них, видно, из любопытства, пустил очередь из автомата и убил наповал.
Когда немцы только заняли Инкерман, жители на ночь уходили в туннели. Однажды вечером зашли в туннель немецкие солдаты, взяли двух девушек, вывели и изнасиловали.
В июле 1942-го немцы развесили приказ о том, что севастопольцы, живущие на улицах Щербака, Керченской и Батумской, обязаны освободить свои дома. Здесь будет установлена запретная для местных жителей зона. Распоряжение казалось неправдоподобным: как можно тысячи людей выселить на улицу? Как им жить, если с собой разрешалось взять только то, что можно унести в руках. Конечно, многие остались в домах.
17 июля будущая запретная зона была оцеплена, людей выбрасывали из домов, избивали, стреляли в них.
Прасковья Новикова как раз была из тех, кто приказ выполнил, она переселилась к сестре. Но не выдержала: пришла к оцеплению в надежде унести хоть что-то из своего дома. Ей разрешили пройти. Когда она возвращалась с зеркалом и ведром, один из жандармов выстрелил в нее из карабина. Попал в ногу, кость оказалась сломанной. Женщина ползла и звала на помощь. А жандармы смотрели и улыбались.
Из показаний бывшей переводчицы Севастопольского отделения СД Гюльнары Сеидовой-Халиловой:
В августе 1942 года из полиции в Севастопольское отделение СД была доставлена женщина с девочкой лет пяти. Муж этой женщины был еврей. По установленному немцами порядку девочка эта должна быть расстреляна. Так как мать была русская, Майер (шеф СД Севастополя — авт.) предложил оставить ребенка и уйти. Женщина наотрез отказалась… Майер лично увел ее в так называемую запретную зону на ул. Частника, где в одной из воронок от бомб расстрелял ее вместе с ребенком… Вечером делился подробностями… Сказал, что сначала на глазах у матери убил ребенка, а потом пристрелил и мать.
Сожженные заживо
С 1944 года следователи НКВД в Севастополе собирали информацию и о судьбах военнопленных. После падения обороны десятки тысяч солдат и офицеров оказались в неволе. Многих гнали за пределы города, держали во временных лагерях, потом вывозили на за границу.
© Архив УФСБ России по РК и г. Севастополю
Севастополь, 1944 г.
Но и в самом Севастополе оборудовали лагеря для военнопленных. У большинства из тех, кто туда попал, практически не было шансов выжить, особенно у раненых или заболевших. От этой "обузы" немцы избавлялись решительно.
Вениамин Иванов, ведущий хирург тюремного лазарета Севастополя, сам из военнопленных, рассказывал на допросе, что режим там не отличался от лагерного. А тех, кто нарушал правила, расстреливали. Медикаментов и перевязочного материала не было. Каждый день из лазарета выносили 25-30 умерших.
Осенью 1943 года в город прибыл эшелон с военнопленными. 20 вагонов было заполнено измученными истощенными людьми. К удивлению севастопольцев, был разрешен доступ к вагонам: не возбранялось передавать воду, пищу, бинты, лекарства. Обычно такое милосердие немцам не было свойственно. Но на второй день вокруг эшелона выстроилось оцепление. А потом поезд перегнали в порт.
У пристани стояла угольная баржа, куда стали грузить военнопленных.
Из показаний севастопольца Леонида Дубиковского, кочегара завода им. Орджоникидзе:
Мне было известно от одного болгарского старшины этой баржи, что в трюме находится наш русский трофейный артиллерийский порох. Для какой цели он был подготовлен, мне неизвестно…
После погрузки военнопленных баржа была закрыта люковыми крышками и вскорости после погрузки, перед утром, на барже, стоявшей в 100-150 метрах от моего места работы, произошел сильный взрыв с большим пламенем. И я увидел, что горела баржа. Оттуда доносились сильные нечеловеческие стоны и крики… Утром в 10-00, когда на барже совсем прекратился пожар, к ней подошел буксир "Марко" и потянул эту баржу в направлении открытого моря.
© Архив УФСБ России по РК и г. Севастополю.
Протокол допроса Леонида Дубяковского, видевшего, как на барже сожгли военнопленных.
Севастопольцы много чего повидали в оккупации. Но заживо сожженные на барже военнопленные стали для них подтверждением: у жестокости фашистов нет дна.
