На Украине его называют российским шпионом, а на Донбассе — "наш Гриша". Имя Грэма Филлипса, стрингера из Великобритании, стало известно осенью 2014 года, после того, как в интернете появились его первые репортажи о событиях на Майдане. В них Грэм старался максимально объективно показывать происходящее. Его сюжеты резко отличались от того, что демонстрировали тогда украинские СМИ. Грэм освещал референдум в Крыму и войну на Юго-Востоке. На днях он снова приехал на полуостров, чтобы лично убедиться: полтора года назад крымчане сделали правильный выбор. О своих впечатлениях, о работе на линии фронта и пропаганде в СМИ Грэм Филлипс рассказал в интервью радиостанции "Россия сегодня".
— Грэм, вы работали на Украине и в России, сегодня вас знают как британского блогера, внештатного сотрудника телеканалов Russia Today и "Звезда". Но изначально ваша профессия не была связана с журналистикой. Как получилось, что вы стали работать в этой сфере?
— Сейчас мне 36 лет. Я родился и жил в Лондоне. Работал на правительственном веб-сайте с обращениями граждан. Но все это время чувствовал в себе потребность заниматься журналистикой. В Англии работать журналистом у меня возможности не было. Тем не менее, я постепенно изучал профессию, смотрел, как работают другие, что-то придумывал. И жизнь предоставила мне шанс. Я попал в Киев. Работал фрилансером, вел колонку в британских СМИ, где рассказывал о жизни на Украине. Потом стал освещать Чемпионат Европы по футболу. После Евро 2012 переехал в Одессу, там открыл свое дело — блог, кроме того, работал внештатным корреспондентом. Когда начались события на Майдане, вернулся в Киев, чтобы освещать происходящие там события. Моя британская позиция очень сильно отличалась от других западных корреспондентов. И СМИ, с которыми я тогда сотрудничал, отказались от моих репортажей. На Майдане я познакомился с журналистами Russia Today (RT- прим. ред.). Моя позиция оказалась им близка.
— Как журналисту вам, наверное, было интересно то, что происходило в тот период с Крымом?
— Да. В марте 2014 года я был у вас, в Крыму. Объехал практически весь полуостров: Симферополь, Феодосия, Керчь. Снимал Крым до и после референдума. Я просто решил, что такой исторический момент пропустить нельзя, нужно рассказать людям о том, что здесь происходит.
— Вы уже тогда сотрудничали с RT?
— Нет, это была моя частная поездка, я был сам по себе. Тогда я в очередной раз обратил внимание, как западные СМИ перекручивают информацию. Похожее встречалось и во время освещения событий на Майдане. Мне захотелось показать, что показанное за границей, сильно отличается от реальности. Захотелось прорвать эту информационную блокаду. Потом были события в Одессе, которые я тоже снимал. После этого получил предложение с канала Russia Today – поработать корреспондентом в Донецке. Это был апрель 2014 года. Я не ожидал, что моя жизнь так круто изменится, что я стану военным корреспондентом.
— Страшно было соглашаться на такое? По сути, вы обычный журналист, которые волей случая оказался на передовой. А чтобы работать в таких условиях, журналисты проходят специальное обучение.
— Когда я увидел первого погибшего, услышал первые выстрелы, увидел танки… Это в памяти навсегда останется. Сначала я работал в Славянске, потом в Краматорске. В июне 2014 улетел в Бразилию — освещать события Чемпионата мира по футболу. Футбол — моя страсть. А через пару месяцев вернулся на восток Украины, в Луганск. Это уже была реальная война. Помню, как сидел в центре Луганска, город обстреливали, было много погибших. Морально все это тяжело видеть, особенно людей, с которыми ты еще сегодня общался, а завтра их уже нет. К этому привыкнуть невозможно. Я снимал женщину в госпитале Луганска, Наташу, которая получила серьезные ранения из-за украинского обстрела. Ее дочь Марина также пострадала — она потеряла ногу. Наташа сидела в больнице и плакала, рассказывала о том, как Марина любит танцевать, и какая для нее это беда — потеря ноги. А на следующий день Марина умерла. Знаете, если мы, люди, поймем по-настоящему, что такое война, какой это ужас, сколько боли и страдания она несет, войны не будет, люди просто не захотят воевать. Но люди из Евросоюза и США реально не понимают, что такое война. Если бы они своими глазами увидели то, что происходит на Донбассе, побывали здесь, думаю, эта война бы прекратилась. Война — это ужас, который не передашь на видео или словами. Надо быть там, на месте, чувствовать, видеть, слышать этих людей. И с помощью своего видео я хочу, насколько это максимально возможно, поймать эти ощущения, чтобы передать тем, кто будет смотреть. Чтобы они поняли. Хотя, признаюсь, я не пожелал бы даже врагу пережить такое.
— Получается, что вы переживаете эту ситуацию дважды: один раз, когда снимаете, другой — когда монтируете и выкладываете в сеть.
— Многих людей, которых я снимал, ситуации… Я бы не хотел больше никогда это видеть. Вы знаете, когда вы работаете для канала, то чем больше крови, погибших, тем лучше. Если никого не убили во время обстрела, — это не новость. В этом цинизм профессии. Когда я работал внештатником, начинался обстрел, я в эти минуты желал, чтобы никого не убили. Лучше пусть не будет новости, пусть я не получу за нее гонорар, но люди останутся живы. Помню, как в Луганске из-за обстрела загорелся дом. Выскочил мужчина и начал кричать, что убило его 80-летнюю мать, что в этом доме он прожил всю свою жизнь. Это — новость, но это кошмар. Я не знаю, как справился бы со всем этим, если бы мне не помогали мои коллеги-журналисты. Они очень смелые, мужественные — Юджин Поддубный, Семен Пегов, Саша Лансков.
— В Донецке вас задержали сотрудники СБУ. С чем это было связано? Что хотели узнать?
— С тремя журналистами мы решили осмотреть аэропорт Донецка. Меня задержали в тот момент, когда я снимал репортаж. Я не беспредельничал, вел себя нормально. Мне завязали глаза и увезли в какое-то помещение. Меня стали обвинять в том, что я работаю на Россию, а это — их враг, что я — русский шпион. Они говорили, что в паспорте у меня нет печати, что я попал сюда через Россию, хотя я приехал через Львов. Один из тех, кто со мной разговаривал, закричал: "Слава Украине!". И сказал, что если я отвечу правильно, они меня отпустят. Я сказал, что я не понимаю, что это такое, что я не могу. Я все время был в повязке. Когда я спросил, могу ли я ее снять, они сказали, что если я это сделаю, меня изобьют так, что я ослепну. Сидел в помещении без света, туалета, воды. Максимум, что они могли сделать с британским подданным — только психологически давить: надели маску, кричали, смеялись надо мной, но бить не стали, потому что я — гражданин Великобритании, и это был бы международный скандал. На самом деле, они толком не могли определиться, как ко мне относиться: то ли как к гражданину Великобритании, то ли как к русскому шпиону. А моего коллегу — молодого журналиста Вадима — били. Через три дня меня освободили и депортировали в Польшу. СБУ запретила мне въезжать на территорию Украины в течение трех лет. Кроме того, они забрали у меня машину, аппаратуру, узнали мои пароли, удалили все мои аккаунты в социальных сетях, удалили огромное количество репортажей, интервью на канале в Youtube. Хорошо, что я смог почти все восстановить. И против меня началась компания в украинских СМИ. Выпустили видео, когда я был в плену, маске, в Донецком аэропорту, называли меня пособником террористов.
— Тем не менее, вы снова вернулись в Донецк.
— Это так. Руководство телеканала RT по соображениям безопасности запретило мне возвращаться на Украину, но я поехал. Я несколько раз возвращался в донецкий аэропорт, и мой аккаунт в Youtube даже заблокировали, потому что я снимал много трупов украинских солдат. Мне было жалко этих военных, многие из них не местные — из Львова, Киева, они попали в ситуацию, в которой не должны были оказаться, они приехали сюда под действием пропаганды. Правительство их просто использовало. Они там гибнут, их там бросают как собак. После того, как я выложил видео погибших украинских силовиков в интернет, получил сообщение от человека, который узнал в одном погибшем своего брата. Правительство сообщило, что тот пропал без вести. Мужчина написал, что больше никакой информации семье не сообщили. Это ужас. Я дважды был в плену, получил ранение. Но это – профессиональный опыт. За это время я стал сильнее. И хочу поделиться опытом с молодыми журналистами.
— Что бы посоветовали начинающим, которые так жаждут попасть на войну?
— Первое и главное пожелание — пусть войны не будет. Лучше быть просто корреспондентом. Я рекомендую не рисковать. Если хочешь попасть на передовую, задай себе вопрос: для чего? Чтобы заработать кусок хлеба? Славу? В этом случае, лучше не надо. Если чувствуешь, что не можешь не ехать, тогда думай о безопасности: у журналиста должны быть каска и бронежилет. И помни, что это твой осознанный выбор.
— Как бы вы в целом оценили качество журналистики, в том числе, в Европе. Существует ли там такое понятие, как пропаганда в СМИ?
— Есть адекватные журналисты-иностранцы, но есть и те, кто работает по принципу пропаганды. Я обратил внимание, как подает информацию наш телеканал Би-Би-Си, и испытал разочарование: я воспитывался на репортажах этого телеканала, учился, уважал всю свою жизнь людей, там работающих. Но когда начался сначала Майдан, а потом Крым, обратил внимание, как они перекручивают информацию, как обманывают. Я потерял к ним доверие, мне пришлось отказаться от сотрудничества с ними. Такая же ситуация во многих западных СМИ. Есть, конечно, и те, кто соблюдают этику и принципы журналистики, они достойны звания объективных журналистов. С другой стороны, мое разочарование Би-би-Си мотивировало меня на работу. Для журналиста правда — это высшая цель, показатель профессионализма.
— С Донбасса вы привезли не только репортажи, но и новое имя.
— Помню, как я добрался в Донецк 8 апреля, была ночь, меня встретили люди. Спрашивают, как зовут. Отвечаю: Грэмели. Они: что это за имя такое? Может быть, ты- Гриша? Мне понравилось. С тех пор меня так стали называть.
— Как семья относится к тому, что вы работаете в "горячих точках"?
— В Англии у меня живут мама, папа и брат. Они просили, чтобы я отказался от поездки на Донбасс, предлагали разные варианты, чтобы я остался в Европе. Они не понимали, спрашивали, зачем мне это нужно? Со временем, когда они начали разбираться в происходящем, увидели мои работы, смогли их оценить, поняли, что я делаю важное дело, прежде всего, про людей. Мой отец зарегистрирован в социальных сетях, ему стали приходить сообщения от русских людей. Для него это был шок — он не ожидал, что моя работа имеет такой резонанс, что она настолько важна. И семья, и друзья меня поддерживают.
— В последний раз в Донецке вы были три недели назад, теперь приехали в Крым.
– Я решил приехать в Крым, чтобы поймать очередной исторический момент. И рад, что наконец увидел настоящий Крым. Потому что год назад здесь была напряженная обстановка. Сейчас — просто прелесть! Для меня Крым — шедевр, здесь я отдыхаю душой после войны. Я люблю достопримечательности, людей. Главное, что здесь – мир. И я очень хочу, чтобы люди здесь, увлекшись собственным благополучием, не забывали о происходящем на Донбассе.
— Грэм, вы уже общались со многими крымчанами. Какие мнения о ситуации на полуострове слышали, какие настроения у людей?
— Люди, конечно, говорят и о проблемах, но многие понимают, что Крым только в начале своего нового исторического пути. В основном, они настроены оптимистично. Как корреспондент, здесь я получаю много вдохновения, чувствую себя просто прекрасно. У меня много планов. Хочу снять интервью с прокурором Натальей Поклонской. К тому же, сейчас происходит столько событий. Я снимал бокс, байк-шоу. Хочу уловить каждое мгновение. Здесь творится история, и хочется в этом потоке остаться как можно дольше.
