Наталья Дремова
Эпидемии в прошлом "накрывали" Крым. Каждая из них становилась не только уроком борьбы против болезни, но и демонстрацией героизма медиков. А также, к сожалению, недальновидности, самоуверенности, глупости и жадности. Почти как в наши дни.
Воруют-с…
Если бы севастопольского обывателя в 1828 году спросили про обстановку в родном городе, он мог ответить: "Воруют-с…"
Вся жизнь Севастополя была сосредоточена вокруг флота, поэтому махинаторы разных мастей обдирали его безжалостно. Тащили парусину, железо, гвозди, продукты. Вокруг военного ведомства кормилось множество мелких купцов, сбывавших краденое на рынке.
Военврач Никифор Закревский упоминает о случае, когда для лазарета были доставлены две тысячи бутылок вина. Сопровождавший груз офицер предложил откупорить несколько, чтобы угостить моряков, доставивших вино. В бутылках оказалась… морская вода. И ничего: ее и сдали вместо портвейна. На этой махинации причастные, включая госпитальное начальство, заработали тысячи рублей.
В такой ситуации выручить мог только гуманнейший городской голова. Ну, не замерзать же матросам! Вот только личные свои дрова Носов продавал не по казенной цене в 18 рублей за кубическую сажень, а по 40 рублей. А когда закупленное заканчивалось, а зима все еще нет, глава города снова шел навстречу. Но цена уже была 60-80 рублей, в иные годы доходила до 144.
"Меня водят за нос!": как Чехов строил свой ялтинский дом >>
Такой выгодный карантин
В мае 1828 года губернатор Новороссии и Бессарабии граф Воронцов приказал ввести в Севастополе карантин: на юге страны вспыхнула чума. Подходы к городу охватили цепью военных, однако почти год никто ущемлений от этой меры не чувствовал. Продукты доставлялись исправно, можно было выпасать скот, выходить за оцепление.
Первые купцы с продуктами, попавшие в карантинную ловушку, потеряли весь скот: лошади и волы погибли голодной смертью. А другие не поехали.
У самих севастопольцев не было ни времени, ни возможности сделать запасы.
Статус "строгого карантина" предусматривал немалые выплаты для чиновников, за риск. Огромные деньги: по 10 рублей в сутки получали инспектор карантина и главврач, комиссары карантина по 5 рублей, окурщики хлором по 2,5 руб., прочие чиновники тоже не были обделены вниманием. Для сравнения, пуд говядины (16 кг) в то время стоил 4 рубля. На полицейских заставах доходом были взятки с тех, кто хотел уйти или войти в город. Так что карантин все равно был дырявым.
Жители двух слободок, где жила городская беднота — Артиллерийской и Корабельной, - работавшие на окрестных хуторах, оказались без средств к существованию.
В августе с одного из кораблей, который подошел к Севастополю, объявили о четверых умерших матросах. Скончались они не от чумы, а от других болезней, но Херхеулидзе приказал подвинуть карантинную цепь ближе к городу. Жителям слободок уже негде было пасти скотину, а покупать привозной корм не на что.
Обогатились мясники: коров, коз и лошадей сдавали им за бесценок.
К осени на мысе Херсонес и на Павловском мыску были оборудованы два карантина для "подозрительных на болезни". Размещались люди в пещерах, вырытых в глине, или в дощатых бараках. Ни дров, ни еды, ни лекарств… Многих, заподозренных в заболевании чумой, хватали прямо из дома, не дав собраться. Тащили в домашней одежде, в морозы. Немудрено, что в карантине они быстро умирали.
Чиновники исправно получали надбавки за риск.
Загоняли в зимнее море
И ни одного подтвержденного случая чумы в Севастополе так и не было. Контр-адмирал Сальти в своем рапорте писал: "Карантинная контора… усиливается обычные болезни показать чумными".
В декабре 1829 года пришли сезонные инфекции. Беднота сидела в своих неотапливаемых домах, голодала. Болела. Умирала. И тут карантинное начальство заявило: вот она, чума! И количество несчастных, отправляемых на верную смерть в карантин, увеличилось. Так Севастополь встретил 1830 год.
Аппетиты тех, кто наживался на несуществующей чуме, росли. Определилась тройка врачей, "авторитетных по чуме". Врачи Ланг, Верболозов и Шрамков заявили, что отныне только они будут осматривать "чумных", как заболевших, так и умерших. Им важно было отстранить от этого процесса остальных медиков, чтоб те не подвергли диагноз сомнению. Заразиться они не боялись, но имели право отправить человека в карантин только за то, что тот жил в одном дворе с "подозрительным на чуму".
В середине января Ланг объявил, что эффективная мера профилактики чумы… купание в море. Сначала в ледяную воду тащили "подозрительных", затем и здоровых жителей. Такое "противочумное" мероприятие вызвало взрыв болезней, в том числе со смертельным исходом. С 8 января по 4 февраля было выявлено 307 "подозрительных". Всех их подвергали экзекуции в ледяном море. Скончался каждый третий...
И все это время на имя Воронцова уходили просьбы и рапорты от флотского начальства, от врачей: нет никакой чумы, прекратите убивать людей. Но губернатор не вмешивался.
Процветали "мортусы", которые должны были убирать трупы умерших. Они не боялись заразиться, потому брали приглянувшиеся вещи. И даже брались "лечить чумных". Одного из них судили: он задушил и отравил 80 больных.
Для помощи беднякам выделяли казенные деньги — но те осели в карманах "борющихся с чумой".
"Полыхнуло" 3 июня 1830 года. К бунту, организованному жителями двух слободок, примкнули флотские экипажи. Был убит губернатор Севастополя Николай Столыпин, несколько офицеров, десятки севастопольцев. Около тысячи бунтовщиков отправили на каторгу, семерых казнили.
"Ушиблен сопровождавший санитар"
Если настоящая чума в Крым "заглядывала" в основном на кораблях, из-за чего эпидемий удавалось избежать, то холеру можно было назвать постоянной гостьей. Иногда "холерные" годы следовали один за другим.
Ездивший в 1894 году "на холеру" в Евпаторию санитарный врач Петр Кольский, удивлялся, почему она вообще тут не гостит каждый год. Его поразили улицы, на которых стояла вода с густой примесью мочи животных. А также городской фонтан: люди брали воду, опуская кувшины в емкости, откуда также поили животных.
И никто этот первый поток беглецов даже не пробовал задержать.
Тогда в Крыму заболели холерой больше 3,2 тысячи человек, умерли 689.
И вот заболела женщина. Из приличной семьи. Лечили ее дома.
Посетили "первую ласточку" все городские врачи. Приставили двух обученных медбратьев. Поставили у дома емкость с раствором сулемы, чтоб одежда и белье "холерной" дезинфицировались.
Но исполнители же были наши люди!
Вот что увидела "противохолерная" комиссия.
"Кадка с раствором сулемы помещается во дворе и наполнена бельем, которое горой выдается над поверхностью раствора, — описывал врач Павел Розанов. — Рядом с кадкой баба готовит обед и тут же стирает какое-то белье. Мухи целой кучей сидят на холерном белье. Приставленные братья милосердия, несмотря на предупреждения, едят и пьют в комнате больной".
Увлекся в городе нехорошей женщиной…
Из всех болезней, которые приходили в Крым, самым непобедимым был… сифилис. Особенно печально складывалась ситуация в деревнях. Для информирования крестьян об опасности там… распространяли брошюры. Изданные за казенный счет. При том, что 80% сельчан были неграмотными. Но люди брали и благодарили — бумагу можно было пустить на курево.
"Только за 1890 год всех венерических больных в больнице Богоугодных заведений 526 человек, — сетовал врач земский Владимир Корсаков. — Таврическая губерния дала 323 человека. Остальные из 26 других губерний".
Симферопольский венеролог Вильям Мронговиус приходил в отчаяние от поведения многих больных: выйдя от врача, они пускались во все тяжкие, и являлись снова со "свежеподцепленной" болезнью.
А вот с 1917 года полуостров накрыла уже эпидемия сифилиса. С ней по-настоящему начали бороться после установления Советской власти в Крыму. Для женщин, зарабатывающих проституцией, стали открывать специальные профилактории. Там лечили, давали профессию.
К профилактике привлекли даже искусство. Любительские кружки выступали в селах с агитспектаклями, остерегая от случайных связей. А известный крымский драматург Умер Ипчи написал пьесу "Распутница". Второе ее название "Сифилис, или о том, что приключилось с одним селянином". Ничего хорошего с обычным садоводом не произошло: увлекся в городе нехорошей женщиной, заразил жену, соседа с семьей. А после года лечения отчаялся и бросился в колодец. Позитивные герои, председатель сельсовета и врач по ходу пьесы рассказывали селянам об опасной болезни и путях избавления.
Наглядность, суровость и широкий охват помогли с той эпидемией справиться. Кстати, в УК статья за заражение вензаболеваниями появилась в 1922 году.
