Распад СССР. Взгляд последнего идеолога коммунистов Крыма

30 лет ГКЧП и распада Советского Союза. Это много или мало? Для истории – капля в море, для человека – значимый отрезок жизни. Драматические события 1991 года еще хранят неизвестные факты. РИА Новости Крым и радио "Спутник в Крыму" в проекте "30 лет ГКЧП: хроника распада великой страны" вместе со свидетелями эпохи отвечают на вопросы, можно ли было спасти СССР в 1991 году, почему провалился ГКЧП, что сыграло решающую роль в распаде страны…

О событиях 30-летней давности вспоминает председатель Общественной палаты Крыма, политолог Александр Форманчук. В августе 1991 года – секретарь Крымского рескома Компартии по идеологии. В этой же должности он встретил решение о запрете Компартии, последним покидал здание республиканского комитета партии...

© РИА Новости Крым . Михаил Макеев

Председатель Общественной палаты РК ,политолог Александр Форманчук

…каждое летом Крым становится летней резиденцией для советской элиты. В августе 1991 года, несмотря на кризис и проблемы, партийная верхушка отдыхает в Крыму. Вы по должности встречаете их и провожаете. Какие были настроения, о чем разговаривали?

– Да, это очень интересные разговоры... Я успел отдохнуть в элитном на то время санатории "Южный", встречался с такими знаковыми фигурами как Шахназаров, который был советником Горбачева, Рафиком Нишановым (председатель Совета национальностей Верховного Совета СССР - ред.), Евгением Примаковым (член Совета безопасности СССР - ред.)… Помню их утренние "пляжные" разговоры, иногда они меня приглашали. Я уже видел в их глазах тревогу за происходящее, но точки зрения были все-таки разные. Шахназаров больше защищал Горбачева и говорил, что он искренне хочет что-то сделать, спасти Союз, хотя и признавал, что делает много ошибок, непродуманных импровизаций. А вот, например, Евгений Максимович Примаков был более категоричен касательно курса Горбачева. Чувствуя риски, которые несет политика Горбачева, Рафик Нишанов его просто ненавидел. Хотя, конечно, как партократ восточного происхождения умело это скрывал и, когда надо, публично льстил Горбачеву. Но истинные его настроения были совсем другие, это меня тогда просто поразило.

– Вопрос к вам как к партийному бюрократу. Наверное, одна из самых роковых импровизаций Горбачева – новый союзный договор, 20 августа должно было быть его подписание, но ГКЧП поставило крест. Этот договор мог спасти СССР?

– Частично да. По крайней мере, он бы предотвратил Беловежское соглашение…

Вопрос интересный, потому что его должны были подписать девять союзных республик, шесть уже ни при каких обстоятельствах его бы не поддержали, но вопрос стоял ключевой – Украина. Вот, например, тот же Примаков, Нишанов. Их интересовала моя точка зрения. Они спрашивали, подпишет ли договор Кравчук. Я им сказал, 50 на 50, но лично склоняюсь к тому, что Кравчук не подпишет.

У меня уже тогда было такое интуитивное ощущение, что Кравчук ведет свою игру, потому что успел заразиться идеями украинского национализма… Еще я ссылался на ощущения Багрова (председатель крымского парламента Николай Багров – ред.), он был участником Новоогаревского процесса, ездил туда, а возвращался все с большей и большей тревогой. Говорил, что все идет в никуда и Горбачев ведет себя противоречиво.

Если бы уговорили Кравчука, тогда конструкция Союза была бы немножко другая, но он бы сохранился. Хотя процессы остановить было очень сложно. Потому что после отмены шестой статьи Конституции партия была демонтирована как несущая конструкция советского государства. И сама КПСС была уже в таком кризисе… По инерции еще вроде партия, ей еще было какое-то доверие, но оно таяло с каждым днем. И в среде партийных работников тоже уже были серьезные брожения.

– А люди? Александр Градский певец, исполнитель, вспоминал, что 19 августа он был в Крыму, зашел на рынок и услышал диалог двух женщин: ну, что там в Москве? Что-то передавали? Да, Мишку сбросили. А-а-а , ну и нецензурное слово с ним!

– С нами сыграла злую шутку наша советская психология. Потому что мы привыкли верить нашим правителям… И Горбачеву в 1991 году верили по инерции. Как! Он же генеральный секретарь, уж чего-чего, а такую чудовищную мысль, что Горбачев работал на развал страны, никто допустить не мог. Да, пусть он ошибался, но не до такой же степени! В рядах партии было смятение, люди были деморализованы, но народ не хотел распада. А не вышли на улицы, потому что не понимали, не верили, что это происходит.

– Получается, москвичи все-таки больше видели или харизматичный Ельцин стал объединяющим фактором?

– Ну, москвичи – это столичная психология, они и сегодня такие, не надо сравнивать, просто они более циничные. Когда был ГКЧП, на чем сыграл Ельцин? Демократия, свобода…

Ельцин сыграл не менее роковую роль в развале Советского Союза, чем Горбачев. Конечно, их нельзя сравнивать, но это были две стороны одной медали. Горбачев был трусом по своей политической природе, понимаете? Это действительно роковая историческая фигура, которая привела к тому, что случилось. Доимпровизировался. А Ельцин просто воспользовался этим, победила вождистская психология.

– В августе 91-го нужно ли было отстранять Горбачева?

– Нет, когда он сумел продавить через съезд народных депутатов отмену шестой статьи Конституции, это был по сути дела партийный переворот и приговор партии. После этого его – уже как президента, а не генсека ЦК КПСС – убрать было уже невозможно.

– Члены ГКЧП, какие они личности, на ваш взгляд?

– Там были сильные личности, я до сих пор уважаю Язова (министр обороны СССР Дмитрий Язов - ред.) и Пуго (министр внутренних дел СССР Борис Пуго - ред.), который покончил жизнь самоубийством, Стародубцева (председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев - ред.) и ряд других, это были искренние люди. Крючков (председатель КГБ СССР Владимир Крючков - ред.) был, на мой взгляд, с двойным дном... Но в этом ГКЧП не было коллективного начала, это был набор отдельных фамилий при бездарном дирижировании Янаева (вице-президент СССР Геннадий Янаев - ред.). Его я считаю абсолютной бездарностью и случайной находкой Горбачева. Именно Янаев, на мой взгляд, несет во много персональную ответственность за провал ГКЧП.

– У самого ГКЧП была альтернатива в спасении Советского Союза?

– Не было! Что такое ГКЧП? Это неудавшийся мятеж… Опытный Багров сказал, когда мы собрались у него в кабинете и думали, что делать: ребята, поверьте моему опыту, моим ощущениям, моей информации – это все провалится. Хотя цели вроде благородные, но исполнение будет ужасное, и вообще это приведет к ужасным последствиям, поэтому лучше в процесс не включаться, что мы и сделали.

– Через две недели после провала ГКЧП, 4 сентября, крымский парламент принимает декларацию о суверенитете Крымской АССР. Что преследовал Багров этим шагом?

– Это попытка обезопасить Крым от попадания в независимую Украину. А обезопасить можно было только наличием полномочий. Чтобы заставить Киев считаться с нами. Понимая, что Союз уже не спасти, а оказавшись по воле исторического случая в составе Украины, Крым может претерпеть только дальнейшие неудачи, Багров искал эти полномочия и возможности. Поскольку мы были недавно воссозданной автономией, Багров только искал эти полномочия и возможности обезопасить Крым от националистической Украины.

– А как вели себя крымские татары, их национальное движение?

– В те августовские дни они были молчаливыми наблюдателями процесса. Они не выступали на стороне ГКЧП, потому что были слишком обижены на советскую власть, которая поступила несправедливо в 1944 году.

– Знаем, что история не терпит сослагательного наклонения, но если вернуться в те дни, что бы вы сделали из того, что тогда не сказали, не сделали?

– Я был бы более честен. Потому что тогда я еще на что-то надеялся, где-то боялся сказать, что да, люди, вы пожалеете, идет развал, целенаправленный развал страны, нас ждут страшные времена, если мы не спохватимся. Теперь, спустя 30 лет, мы понимаем, что Советскому Союзу было сложно выжить в тех условиях. Но при умном руководстве он еще мог быть реформируемым.

– Распад Советского Союза лично для вас это что?

– Самая большая трагедия в моей жизни. Я считаю, что сегодня советскую действительность при всех их недостатках мы заменили суррогатом какой-то непонятной демократической полулиберальной модели. Мы сегодня вообще не понимаем, что мы строим, куда движемся, за исключением одного: мы понимаем, что российскую государственность надо сохранить и укреплять. Дай Бог, чтоб потом мы поняли и другое.