Ольга Леонова, РИА Новости Крым
Человек чуть выше среднего роста, коренастый, с густой бородой, что называется "перец с солью", шел вдоль берега моря, среди валунов и скал. По правую руку были желтые откосы сухой земли, по левую – безбрежная синь моря. Человек не спеша разделся, зашел в воду около алупкинских осыпей и поплыл навстречу солнцу, уверенно раздвигая слои воды квадратными ладонями, испачканными масляной краской.
Плавать он умел хорошо и быстро. Еще бы! Кто из мариупольских мальчишек не умел плавать – было это как дышать. Хоть отец его был сапожником, а не рыбаком, но Азовское мелкое море – вот оно, рядом. Только и было у Архипа, что степь и море. И еще тяжелый труд рано осиротевшего мальчишки из рабочих кварталов. Такое тяжелое было детство, что при выправлении очередной метрики он, изначально записанный под фамилией Еменджи (с урумского "трудовой человек"), меняя документы взял себе фамилию Куюнджи ("золотых дел мастер").
В 11 лет Архип оставляет учебу. Он - приемщик кирпича у подрядчика Чабаненко, который строит в Мариуполе костел. Школьные товарищи Куинджи и сам Чабаненко вспоминали: Архип рисовал постоянно и везде: в книжках для приемки кирпича, углем на стенах в кухне, на заборах…
После того, как храм был достроен, Архип переходит к хлеботорговцу Аморети в качестве комнатного мальчика. Именно Аморети первый обращает серьезное внимание на художественные способности мальчишки, показывает его рисунки своему собрату по профессии. Последний советует юноше поехать в Феодосию к Айвазовскому, уже знаменитому в то время маринисту, и снабжает будущего художника рекомендацией.
Архип направляется в Крым, где на западе полуострова бушует Крымская война. Идет пешком.
Несмотря на нерадостный прием, Архипу позволили несколько месяцев пожить при доме Айвазовских во дворе под навесом. В мастерскую не пускали, но доверили красить забор и растирать краски для мариниста. Осенью Куинджи возвращается в Мариуполь. Работает, пытаясь воплотить приемы романтической живописи, подсмотренные в доме Айвазовского – если не у самого мастера, так у его учеников. Он делает несколько масляных эскизов и пишет портрет своего будущего тестя - купца Елевфера Кетчерджи, дочь которого через полтора десятка лет станет женой Архипа.
Но работать где-то нужно. Он становится ретушером входящих в моду фотографий. В ретушировании юный художник добивается неплохих успехов, его зовут в крупную, стремительно растущую Одессу, а через несколько лет Архип перебирается в столицу.
Серый и степенный Петербург поглотил смуглого и живого грека, как поглощал тысячи приезжих, ищущих счастья в ярких огнях больших городов. Поглотил, чтобы поднять на гребень славы.
Целью художника была Императорская академия художеств. Первая попытка провалилась. Через год он вновь сдает экзамены, и его опять не принимают. Ему участливо советуют вернуться в Мариуполь, но упрямый греческий характер берет вверх.
В 1868 году Куинджи представил на академическую выставку картину "Татарское село при лунном освещении". Картина, к сожалению, не дошла до наших дней, но мы знаем, что, как и все ранее творчество Куинджи, она была пронизана романтической манерой письма и создана под большим влиянием полотен Айвазовского. Это была первая картина из более чем 150 полотен Архипа Куинджи, посвященных Крыму.
Академикам работа понравилось, они присвоили Куинджи звание "свободного художника". Куинджи стал вольнослушателем и мог посещать занятия Академии. Курс не окончил, но познакомился с художниками-передвижниками.
Репин вспоминал, что появления Куинджи в круге художников вначале никто толком не заметил. "Он был с большими недочетами в образовании, односторонен, резок и варварски не признавал никаких традиций — что называется, ломил вовсю и даже оскорблял иногда традиционные святыни художественного культа, считая все это устарелым. Он шел только от своего природного ума, верил только в свои личные воззрения на искусство… До всего он доходил собственным умом".
Куинжди, хоть и пишет многие полотна по памяти, но понимает, что отказываться от путешествий, а, значит, новых впечатлений, для художника губительно. Он едет на Ладогу. Русский север очаровывает его. Картины северного цикла получают медали – как в России, так и за рубежом, а полотно "На острове Валаам" даже приобретает Третьяков.
Очевидно, именно с этих денег Архип Иванович совершает путешествие в Париж, заказывает там фрак и цилиндр для своей грядущей свадьбы с Верой Кетчержди. Девушка давно обещала тогда еще безымянному художнику свое сердце и сдержала слово. Разница в возрасте между женихом и невестой составляет 11 лет.
В свадебное путешествие из Петербурга на Валаам Вера и Архип Куинджи отправились в начале осени 1875 года. На Ладоге угодили в сильнейший шторм, на рассвете судно наскочило на подводную скалу. В панике пассажиры заметались по палубе, перепуганные матросы стали спускать на воду шлюпки. Вместе с матросами выросший на берегу моря Куинджи сел на весла. Уже на берегу Архип сказал мокрой и взволнованной Вере: "Господь не зря сохранил нас, мы должны Его отблагодарить всей своей жизнью".
И они благодарили: несмотря на появившиеся впоследствии большие гонорары, жили скромно, без прислуги. Вера Леонтьевна сама готовила обед и стирала белье. Знакомства супружеская чета водила немногочисленные, не было в их жизни суеты, но было служение друг другу, какое бывает лишь у любящей и понимающей бездетной пары.
А Куинджи становится все более популярным, его манера поражает современников. Ранее сдержанно отзывавшийся о полотнах Куинджи Крамской говорит, что его пейзажи "ошеломляюще новы".
В 1877 году он становится членом Товарищества передвижных выставок. Картину "Украинская ночь" покупает великий князь Константин Константинович Романов и берет ее с собой в кругосветное путешествие. Друг великого князя Иван Тургенев писал: "Свидевшись с князем в Париже, я уговорил его прислать картину хоть на десять дней. Все французы, видевшие ее, были поражены удивлением. Осталась бы картина в Париже - попала бы на выставку - и грому было бы много - и медаль бы Куинджи получил".
В "Украинской ночи" максимально проявилось то, что впоследствии составит славу художника: глубина пространства, световые пятна. Кроме того, Куинджи ввел в живопись яркий цвет, а также своё фирменное "куинджевское пятно". Для русского искусства это стало новаторством.
Илья Репин писал: "Свет — очарование и сила света, его иллюзия — были его целью. Иллюзия света была его богом, и не было художника, равного ему в достижении этого чуда живописи".
Но "Украинская ночь" была только предтечей живописного торжества Архипа Куинджи. "Березовая роща" и "Лунная ночь на Днепре" поразили современников. Успех был грандиозным, люди выстраивались в очередь взглянуть на творения кисти русского Моне. Журналисты бульварных газет сравнивали толчею у выставочного зала со столпотворением "во время крестного хода возле святой иконы".
Репин описал курьезный случай с одним известным художником, который "недосыпал, недоедал — как на огне горел — не мог понять, чем Куинджи достигает такой иллюзии света. Художник долго работал над раскрытием секрета Куинджи и наконец "понял", что тот пишет через цветное стекло. Куинджи от всего сердца хохотал над "открытием".
Удивительный свет – дневной в березовой роще и лунный в отражении вод Днепра – поразили современников.
Великий князь Константин Романов после осмотра "Лунной ночи" оставил дневниковую запись: "Я как бы замер на месте… Захватывает дух, не можешь оторваться от ослепляющей, волшебной картины, душа тоскует… Я сказал Куинджи, что покупаю его дивное произведение".
Картина была куплена за пять тысяч рублей. "Березовая роща" - за семь тысяч. Немыслимые по тем временам деньги. Мастер Крамской отдавал свои портреты по 800 рублей.
Но мало кто знал, что за лучшими полотнами стояли месяцы упорной работы, многие копии, только одних "Березовых рощ" сохранилось семь. Сегодня в российских музеях имеется целых три "Лунных ночи на Днепре" (в Русском музее, Третьяковке и в Симферопольском художественном музее). И до сих пор какая из них "та самая", а какая авторский повтор, не выяснено.
Мастер не перестал работать, но, приобретя приличное состояние, мог себе позволить делать то, что считал необходимым в искусстве. Он много путешествует – на Кавказ и за границу. Тогда же покупает три участка в Крыму. Первый участок был приобретен в районе Кацивели, второй в Алупке и третий в имении Кикенеиз (нынешнее Оползневое).
Здесь, в Крыму, он пишет более 150 картин и этюдов: горы, море, степи, яйлу. Это был зов крови в родные места, в девственную природу, еще почти не тронутые рукой массового курортника дебри колючего терна, кизильника, дубов и можжевеловых рощ. Мир простых татар и греков, тружеников земли и рыбаков, с которыми он легко изъяснялся как на греческом, так и на татарском.
В Кикенеизе он жил каждый год, устраивая себе своеобразную "виллу" – разборный домик, в котором могли поместиться только две кровати, тумбочка да пара стульев. Потолок у "виллы" был съемным, на ночь его поднимали, чтобы была возможность засыпать под светом звезд и просыпаться с первыми лучами солнца. Домик на зиму разбирали, и севастопольский татарин на скрипучей арбе отвозил ее себе на хранение в сарай, а по весне снова привозил домишко на пустынный берег, где Куинджи мечтал, купался, ловил рыбу и вместе с рыбой пытался поймать в масляные рамки полотен неуловимое, изменчивое море.
В это же время живописец возглавляет в реформированной Академии художеств пейзажную мастерскую. По пятницам двери мастерской Архипа Ивановича были открыты для всех желающих. Своих учеников Куинджи представлял себе как семью, объединенную общим интересом к искусству. Летом ученики уезжали на этюды, чтобы, собравшись осенью, представить их наставнику.
Вывозил Куинджи своих учеников и в Алупку. Среди них были впоследствии известные пейзажисты Рерих, Рылов, Богаевский и другие. Изначально, еще при покупке имений, Архип Иванович лелеял утопическую мечту – создать на Южном берегу рай для коллег-художников. Он думал устроить дом для художественных собраний, некую "академическую дачу". Примечательно, что такой "дачей" для учеников Петербургской Академии художеств имение Куинджи в Алупке остается и сейчас. Каждое лето ребята вместе с преподавателями приезжают в этот разросшийся поселок, живут в комнатах по нескольку человек, пишут этюды, а по вечерам во дворике выставляются работы молодых художников и идут творческие дискуссии в присутствии любопытствующей публики – отдыхающих и местных жителей.
Весной 1910 года, в последние годы жизни, Куинджи снова отправился на юг. 8 апреля он из Севастополя через Байдары выехал в Алупку на маршрутном автомобиле. Было еще прохладно, в дороге Куинджи сильно простудился, приехал в свое имение уже порядком больным. Обычная простуда переросла в воспаление легких. Через месяц жена увезла художника в Петербург, но и лучшие столичные медики не могли помочь пожилому художнику. Куинджи знал, что умирает.
11 июля 1910 года по старому стилю он ушел в южное, горящее, трепещущее цикадами небо, которым так любил любоваться, засыпая, на своей фанерной "вилле". Всю дорогу до Смоленского кладбища гроб несли на руках его верные соратники.
