Наталья Дремова
С 13 по 16 ноября 1920 года шла эвакуация Белой Армии из Крыма. В море вышло все, что могло держаться на воде. 66 судов: от боевых кораблей, транспортов, пароходов до подводных лодок. На них находилось примерно 145,7 тысяч человек.
До Константинополя не дошел лишь один корабль, миноносец "Живой". Его тянул на буксире катер, и… потерял, когда оборвался трос. Старое судно с неработающими двигателями погибло во время шторма. Вместе с 380 пассажирами. Офицерами и рядовыми, ранеными, женщинами, детьми...
Справка
Французское правительство предоставило Белой Армии для размещения окрестности турецкого города Галлиполи и железнодорожной станции Чаталджа, а также остров Лемнос. Военные, решившие сменить статус и стать беженцами, а также гражданские лица отправлялись в Болгарию, Сербию, Румынию. В декабре 1920 г. 32 кораблям Русской эскадры с военными и гражданскими было разрешено двигаться в Бизерту (Тунис). До конца октября 1924 г. беженцы жили на кораблях. У них появилась своя школа, церковь, они отмечали русские праздники. Позже из Бизерты русские рассеялись по миру. От США и стран Южной Америки до Франции и Великобритании.
Обосновался в Крыму и стал строить политическую карьеру
Среди беженцев были крымчане. Люди, родившиеся или поселившиеся на полуострове еще до революции.
Эмигрантская судьба его сложилась удивительно. В 1919 году в Крыму состоялось недолгое, на пару месяцев, "пришествие" красных. И накануне Богданов решил уехать с полуострова. Попробуйте оценить маршрут этого неугомонного человека: Кубань, Кавказ, по Каспийскому морю вдоль Урала до Челябинска. И когда он почти добрался до армии Колчака – та стала отступать. Можно было эвакуироваться через Владивосток.
Николай Богданов поехал в Японию, оттуда вокруг Азии в Константинополь. Потом — на Балканы. И не смог там остаться, настолько тосковал по России. Поэтому… вернулся в Крым. И приехал как раз в ноябре 1920-го, к эвакуации. Попал на один из кораблей и снова оказался в Турции.
В Крыму остались несколько дорог, проложенных по его настоянию до революции: от Скути (Приветное) до Карасубазара (Белогорск), от Скели (Родниковское) до Узунджи (Колхозное).
"Если солдат вышлют – увольняюсь!"
"Ездит очень милый доктор, один из лучших здесь и не платный", — написал в одном из писем в 1901 году Лев Толстой. Он как раз был в Гаспре. А навещал его ялтинский врач Исаак Альтшуллер. Понравиться великому писателю было важно: он тогда хотя бы прислушивался к советам и рекомендациям.
Но больше Альтшуллер был известен как "врач Чехова". Именно он лечил от туберкулеза Антона Павловича.
Исаак Наумович считался лучшим специалистом в этой области, был представителем России во Всемирной лиге по борьбе с туберкулезом. Обращались к нему и с другими болезнями. Почти все знаменитости, заглядывавшие в Ялту, считали нужным проконсультироваться по поводу своих хворей. Он лечил Станиславского, Качалова, семью Шаляпина, жену Чехова — актрису Ольгу Книппер.
Евреям тогда было запрещено без особого разрешения проживать в Ялте. Но авторитет Альтшуллера был настолько высоким, что ему доверили руководить личным госпиталем императрицы в Ялте. В Первую мировую в числе раненых в Алупкинский госпиталь доставили нескольких солдат-евреев. Когда разобрались, что нарушен запрет, решили отправить за пределы Крыма. И тут Альтшуллер, услыхавший об этом, заявил: "если солдат вышлют – увольняюсь!" И раненых оставили.
После революции Исаак Альтшуллер стал консультантом в санатории для бывших политзаключенных. Но затем был арестован большевиками - от расстрела его спас такой же большевик, бывший пациент.
В ноябре 1920 года вместе с семьей Альтшуллер отправился в эвакуацию. Сначала остановился в Праге. Переезжал в Париж, Берлин. И был везде востребован как врач. Перед началом Второй Мировой войны уехал в Нью-Йорк вместе с семьей. Умер в 1943 году.
Он все-таки вернулся
На корабль его поднимали на носилках. Жена то забегала вперед, показывая, куда нести, то гладила по руке, то оглядывалась на берег, где оставалась их дочь Вера. Николай Иванович Андрусов, урожденный керчанин, знаменитый русский геолог, покидал Крым, смутно осознавая, что происходит. Он перенес инсульт, и, по словам врачей, был "очень плох".
Николая Ивановича родные увезли в 1920 году, но на несколько месяцев раньше массовой эвакуации. Неизвестно, перенес бы он путешествие на забитом людьми корабле, ожидание и скитания. С Белой Армией эвакуировалась его дочь Вера.
Семья обосновалась во Франции. От паралича Андрусов оправился, хотя уже не по силам были ему не только экспедиции, но и обычные прогулки. Он сотрудничал с университетами, вел переписку с коллегами и все выспрашивал: что там, в России? Тоска по родине – вот как называлась его настоящая болезнь. Знаменитый геолог умер в 1924 году.
…А в Крым он все-таки вернулся: село Тохта-Джами в Симферопольском районе было переименовано в Андрусово, а одна из сопок на вулканическом поле в Ленинском районе названа Андрусовской.
"На фонаре висит повешенный"
"Я не помню, в котором году я выехал из Севастополя, но помню, что я ехал на пароходе под названием "Полония". Мне жилось там плохо, потому что недоставало воды, плохо кормили. Потом нас пересадили на другой пароход, "Трувор", там жилось хорошо. Потом нас высадили в Анхиало и мой папа заболел тифом, его отвезли в Бургас. Потом нас привезли в монастырь, там жилось хорошо — нам выдали белье, посуду, шоколад в плитках".
Зимой 1923 года директор Русской гимназии в чешском городе Тржебове предложил детям — а учились там, в основном, ребята из семей эмигрантов – написать о воспоминаниях с 1917 года. Эти сочинения 500 учеников, без указания авторов, были опубликованы в брошюре, а позже переизданы в виде статей педагогов. Взрослые смогли оценить, насколько покалечило души детей то, что они видели и пережили.
Крымские воспоминания там тоже есть:
"По дороге мы потеряли весь багаж и приехали на место только в чем были. Но вот мама заболела сыпным тифом, потом папа возвратным. Не успел папа выздороветь, как заболел сыпным тифом. На второй день кризиса мама вывезла папу. Доктор маме говорил: "Куда вы его везете, ведь он у вас умрет". Но мама сказала: "Живым или мертвым, я его вывезу" — и вывезла".
"Две недели, окруженные мутными водами Черного моря, плыли мы в Константинополь, и за эти дни я чувствовал, как далеко уходило от меня мое детство и как тяжела бывает порою жизнь".
Это страшное чтение. Дети писали о затоптанных толпой, зарубленных и застреленных. О скитаниях, погибших на глазах родителях, об обстрелах. Но они помнили и каждый добрый поступок, сочувствующий взгляд посторонних людей. Профессор Зеньковский, написавший статью на основе сочинений, составил подборку таких светлых моментов:
"На этом пароходе я первый раз увидел негра, со мной было еще много русских детей, и этот негр подозвал нас к себе пальцем и повел в столовую; там он нас угостил сгущенным молоком и кофе с белым хлебом".
"Ко мне хорошо относился один старый индус (он говорил, что я похожа на его дочь), который часто мне доставал все без очереди".
"Когда мама болела, то этот турок часто приносил нам апельсинов, приносил мясо, хлеб, сухари, ну, вообще все".
"Мы жили у одних болгар, которые хорошо нас приняли, очень хорошо".
"Хорваты были очень добрые и приносили торты и целые корзины то картошки, то масла, то всяких пирогов".
"На Пасху в Галлиполи американцы каждому ребенку дали по яичку, по куличу и по плитке шоколада".
Что испытывали к покинутой стране дети эмигрантов? Конечно, взрослые часто и подробно вспоминали Россию, которую потеряли. И чем больше времени проходило, тем более гладкой и идиллической становилась картинка. А детям уже было не до ностальгии. Им приходилось заново осваиваться в новом мире.
Мальчик-подросток, один из учеников той самой гимназии в Тржебове, написал: "Многие стонали и охали, что потеряли Россию, а мне Россию было не жалко, потому что я не видел там ничего хорошего. Все время война, а потом голод. Жизнь моя во время революции была похожа на жизнь животного, которому не было никакой заботы, кроме желудка. Я тоже стонал, но только стонал от голода".
