СИМФЕРОПОЛЬ, 23 ноя — РИА Новости Крым, Алексей Вакуленко. Александр Грин писал повесть "Алые паруса" (по мнению писателя Виктора Шкловского, его "самое прекрасное произведение") на огромных листах, вырванных из бухгалтерского гроссбуха. Сказка родилась на бумажных просторах, предназначенных для казенных нужд. Кажется, что недостижимая заветная мечта преодолела оковы сухой, как и листы бухгалтерской книги, прозы жизни.
Работу над произведением писатель завершил ровно 95 лет назад. "Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. Пбг, 23 ноября 1922 г." — гласит посвящение. Второй и последней жене позже он посвятил не одно творение. Одиннадцать лет счастья с любимым человеком жестокая судьба "компенсировала" почти десятью годами лагерей. Таким стало искупление вины за сотрудничество с оккупационными властями во время Великой Отечественной войны. После освобождения для крымской Ассоль, как окрестили впоследствии Нину Грин журналисты, имя супруга стало и спасительным кругом, и путеводной звездой.
"Живописно и дешево"
В 1917 году в окне разоренного магазина игрушек в Петрограде Александр Грин увидел ботик не с белыми, а красными парусами. Вскоре писатель заболел сыпным тифом. Когда время от времени Грин приходил в себя после сильного жара, перед его глазами вставала игрушка с красными парусами. После выздоровления бедствующий литератор обратился за поддержкой к Максиму Горькому.
В том же году в редакции газеты "Петроградское эхо", где юная Нина Миронова работала машинисткой, Грин впервые увидел ту, которой предстояло стать для него единственной, своей, родной. Только спустя четыре года, после очередной встречи с Ниной Николаевной писатель женится на ней.
К тому времени молодая уроженка Гдова уже успела побывать замужем. Ее первый супруг, студент-юрист Сергей Коротков погиб спустя год после свадьбы в 1916 году на фронте Первой мировой войны. Окончившая гимназию с золотой медалью, в то время Нина была слушательницей Бестужевских курсов. Окончив два курса биологического отделения, она устроилась медсестрой в госпитале.
В 1918 году у Нины умер отец, сама она заболела туберкулезом, переехала к родственникам в Подмосковье, но затем вернулась в Петроград, где, живя с матерью Ольгой Мироновой, продолжила работать медсестрой. В 1924 году вместе с ней и Грином переехала в Крым, в Феодосию. А в 1930 году семья переехала в Старый Крым.
"Фея волшебного ситечка"
Публицист Людмила Белогорская рассказывала, что Нину Грин называли "феей волшебного ситечка", потому что через нее, как через ситечко, Александр Степанович "процеживал" написанное.
Позже в письме первой жене писателя Вере Калицкой, с которой Нина Николаевна поддерживала теплые дружеские отношения, она признавалась, что вскоре после женитьбы "себе обещала стараться в жизни с Александром Степановичем не разочаровывать его, как бы втечь в цельный образ".
"Я не претворялась, не актерствовала, жила, как ему представлялось обо мне, но у меня внутри были все время свои желания, недовольства, обиды, боли. Значит, я была не такой, какую он во мне представлял. Просто было во мне 2-3 черты, совпадавшие с его женским идеалом, а он одел меня в весь идеал. От этого я часто и теперь испытываю чувство нежности и гордости, но это же лишило меня способности просто, ясно жить, так как мне представлялась нормальная жизнь. Я иногда про себя теперь плачу или смеюсь, когда вижу, как "идеальный" мундир, к которому за 11 лет создалась привычка, не хочет слезать с меня и усложняет мне восприятие жизни", — с исповедальной искренностью признавалась Нина Грин.
Описывая свой обычный день из жизни в Феодосии, она вспоминала, что, проснувшись, первым делом шла в комнату супруга. "Вчера он писал или размышлял допоздна. По полу и по столу раскиданы окурки, пепел. Воздух кисло-застоявшийся. Распахиваю окно, собираю окурки и пепел, мою пол и, вымыв, снова разбрасываю окурки по полу, но в меньшем количестве, чем прежде. Александр Степанович не разрешает, чтобы его комната убиралась, чтобы в ней мылся пол. Не потому, что он не опрятен, внутренне он ничего не имеет против чистоты и порядка, как в жилье, так и во внешнем виде, но он жалеет меня. Ему кажется, что мыть пол — труд для меня непосильный. А мне нетрудно. Но зато, когда он придет в комнату, пол будет сух, воздух чист, в окно веет запахом моря. Он войдет в свою комнату, и дух его возрадуется, а моей работы он не заметит, так как внимание его не въедливо на такие мелочи", — рассказывала Нина Николаевна.
И до переезда в Старый Крым, и после Грины, которые арендовали жилье, нередко бедствовали. Приметы жалкого существования, которое писателю вместе с женой и тещей приходилось влачить последние полтора года жизни, писатель без прикрас описывал в письме другу, литератору Ивану Новикову от 2 августа 1931 года: "У нас нет ни керосина, ни чая, ни сахара, ни табаку, ни масла, ни мяса. У нас есть по 300 гр отвратительного мешаного полусырого хлеба, обвислый лук и маленькие горькие, как хина, огурцы <…> Я с трудом волоку по двору ноги. Никакая продажа вещей здесь невозможна; город беден, как пустой бычий пузырь <…> Я пишу вам всю правду".
Из-за "несоответствия духу и требованиям времени" в начале 1930-х произведения Грина почти не печатали. Нина Николаевна официально нигде не работала. "В те мучительные дни и годы, видимо, угнездился в нем рак", — предполагала она уже после смерти супруга. Справедливости ради остается сказать, что немало способствовала развитию заболевания так называемая русская болезнь, в которой время от времени "утопал" гениальный мечтатель. "У нас в роду все пили и долго жили", — иронично замечал писатель, которому судьба отмеряла неполных 52 года.
Последние полтора месяца жизни автор "Алых парусов" провел в долгожданном собственном доме, сменив до этого в Старом Крыме три адреса. В конце мая 1932 года Нина Николаевна втайне обменяла на этот дом золотые наручные часы на золотом браслете — дорогой подарок мужа. В этом доме писатель диктовал ей страницы последнего, незаконченного романа "Недотрога", здесь же успел подержать в руках свое последнее прижизненное издание — "Автобиографическую повесть".
В "Воспоминаниях" Нина Николаевна рассказала, как за три дня до смерти муж, прежде не отличавшийся глубокой религиозностью, попросил ее позвать священника, что она и сделала. Тот его исповедал и причастил. "Острой иглой впивается в сердце… мысль о том, что угасло это страстное, яркое и горячее воображение, что никогда я больше не услышу и не увижу, как плетется пленительное кружево его рассказа, — писала Нина Николаевна Вере Калицкой в день смерти писателя. — Я так за одиннадцать лет привыкла быть душой в Сашиных произведениях, что мне сейчас пусто… Теперь его нет — и мне страшно, что нет того, кто так умел тронуть мое сердце".
Из лагеря в музей
В том же году она вышла замуж за врача Петра Нания, который лечил Грина. В 1936 году пара вместе с Ольгой Алексеевной, мамой Нины, поселилась в отстроенном доме. В старом к тому времени была создана мемориальная комната Александра Грина. Нина Николаевна добилась присвоения дому статуса музея: в 1940 году власти наметили приурочить его открытие к 10-летию со дня смерти писателя. Но эти планы нарушила Великая Отечественная война, которая круто изменила жизнь крымской Ассоль.
В условиях острой нужды и заботах о больной матери она устроилась на работу в немецкую типографию. В апреле 1942 года стала работать там корректором, а затем и редактором подконтрольному оккупационному режиму газетного листка "Официальный бюллетень Старо-Крымского района". "Первое время в течение полугода, когда я работала заведующей типографией, за свою работу я получала 600 рублей в месяц, а позже, будучи на должности редактора, за эту работу я получала 1 тысячу 100 рублей", — объясняла она свой нелегкий выбор. Помимо зарплаты полагался хлебный паек для нее и матери и два обеда в общественной столовой. А однажды спасла от расстрела 13 жителей Старого Крыма, которых фашисты взяли в заложники за убитого немецкого офицера. Невероятно, но ей удалось убедить оккупантов в том, что эти люди не виновны в его убийстве, и те вместо расстрела отправили старокрымчан в трудовые лагеря.
В начале 1944 года умерла мать Нины Николаевны. Ольгу Миронову похоронили рядом с Грином. По данным правоохранительных органов СССР, в Одессу (а затем оттуда в Германию) Нина Николаевна отправилась в начале 1944 года, до смерти матери, а когда та, страдавшая периодически психическим расстройством, узнала об отъезде дочери, то окончательно сошла с ума и умерла 1 апреля того же года.
По возвращении на Родину в победном 1945-м Нину Грин арестовали и приговорили к 10 годам лагерей за сотрудничество с оккупантами. Освободившись в сентябре 1955 года, она, по собственному признанию, "бела, как лунь, лыса, как столетний кутила", стала активно заниматься увековечиванием памяти выдающегося супруга. При поддержке советских писателей ей удалось спасти дом в Старом Крыму, в котором сейчас располагается музей Александра Грина. С легкой руки тогдашнего первого секретаря Старокрымского райкома партии Леонида Иванова к середине 1950-х здание превратили в курятник. Сам чиновник поселился в доме, который Нина Николаевна построила на гонорары от изданий произведений мужа.
В 1960 году 23 августа, в день 80-летия со дня рождения писателя, в Старом Крыму торжественно открыли Дом-музей Александра Грина. Через 10 лет, 9 июля 1970 года, в 38-ю годовщину смерти Александра Степановича, — музей Грина в Феодосии, в доме, где с 1924 по 1929 годы он проживал с супругой и тещей.
Последние годы жизни Нина Николаевна провела в Киеве, ежегодно приезжая в Старый Крым на лето. Литературовед, выдающийся исследователь жизни и творчества Максимилиана Волошина Владимир Купченко в июне 1968 года, находясь на полуострове, после встречи с ней записал в дневнике: "Нина Ник. Грин сходит с ума".
27 сентября 1970 года Нины Грин не стало. В завещании покойная просила похоронить ее в семейной ограде между могилами матери и мужа. Однако местные власти Старого Крыма захоронили ее в другом месте городского кладбища. Спустя год в ночь на 23 октября 1971 года киевские друзья покойной Юлия Первова и Александр Верхман вместе с единомышленниками тайно перезахоронили останки вдовы писателя. Несмотря на подробные описания Первовой событий той ночи, у многих правдоподобность этой истории вызывает сомнения.
В 1997 году прокуратура Крыма полностью реабилитировала Нину Грин. "Из имеющихся в материалах дела фактических данных усматривается, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества… Таким образом, Грин Н. Н. не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине", — говорилось в заключении надзорного органа.
Вместо эпилога
Солагерница Нины Николаевны Ольга Белоусова вспоминала, как уже после освобождения та, находясь в Москве, однажды пригласила ее в филиал Большого театра на балет "Алые паруса". Ассоль танцевала блистательная Ольга Лепешинская. Неожиданно на весь зал объявили: "Здесь присутствует сама Ассоль". Осветители направили софиты на ложу, в которой сидела Нина Грин. Послышались бурные аплодисменты, зрители стали бросать в ложу цветы… "Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт "Секрета", — все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене…"
