"Мы только высадились на Кинбурнской косе, еще не успели окопаться и занять позиции, как коптер скинул на нас мину, и тут с островов по нам начала работать артиллерия. Из-за взрыва мины с коптера мы не слышали "выходов". Артиллерия положила многих. Остались на ногах и в сознании, несмотря на ранения, Хантер, Скрап, Стрелец да я. Единственный, кого не задело, был Зов…".
Рассказать о подвиге
Он сидит в палате одного из крымских санаториев, куда был отправлен на реабилитацию после лечения в военно-морском клиническом госпитале в Симферополе, и говорит: "я, Александр Георгиевич, позывной Немец, посвящаю это стихотворение создателю разведки "Барс-4" Трактору, командиру нашего взвода Зову и дорогим сердцу моему Хантеру, Сталкеру, Zбигу, Крапу, Белому, Ярику, Кабану, Хазару, Стрельцу, Осине, Сану, Вотсапу, Вектору, Комику, Домкрату, "Синему", Шакше и Добрыне.
Кто-то погиб на поле боя, кто-то позже скончался от ран в госпитале, кто-то же, как и Немец, вернулся домой залечивать душевные раны.
Часть имен он читает с листа. И тут же просит прощения: "Сам-то после контузии, боюсь забыть кого-то, а хочется назвать всех поименно". Затем он читает стихотворение – спокойно, без надрыва, немного заунывно и слегка растягивая слова:
"Эх, Кинбурнская коса, что же ты наделала,
разведвзвод ты приняла, но не сохранила…
Не укрыла их травой, соснами зелеными
И за это над тобой закружили вороны.
Ну, а тем, кому не стала ты вечною могилою,
Всем, и мертвым, и живым, слава, слава, братцы, слава.
Нет, Кинбурнская коса, ты не виноватая,
Ведь Кинбурнская коса кровью нашей полита
И зеленая сосна взрывами обожжена...
Нет, не будешь ты, коса, местом черным воронья,
Чтобы поросла бы звонковую осиною
В память о друзьях моих, да красною рябиною".
Пусть срифмовано несколько неумело и порядок чередования ударных и безударных слогов не складывается в стихотворный размер, но все же в этих строках есть энергия. И память о товарищах, чья жизнь оборвалась.
"Что-то нахлынуло. Захотелось рассказать о том, что случилось, о подвиге ребят захотелось рассказать. Нашел салфетку, другой бумаги не было, и быстро написал стихотворение", - вспоминает Александр Георгиевич. И добавляет: никогда - ни до, ни после - стихов не писал: "токарил", строил, на пасеке работал, но от поэзии далеко.
Один день на Кинбурнской косе
"Укры" пытались уничтожить самое боевое подразделение отряда. Но у них не получилось. Наши ребята проявили мужество. Мы вели бой. Мы помогали нашим товарищам - перевязывали их, делали обезболивающие уколы. Никто трусливо не побежал", - вспоминает он.
Но пришлось тяжело. В добровольцев полетели запрещенные кассетные боеприпасы, противник "работал" из-под Николаева. Затем загорелся "Урал" с боекомплектом.
"Несмотря на обстрелы, Зов и Трактор смогли подогнать еще один "Урал", и мы начали грузить убитых и раненых", - рассказывает Немцев.
Осина и Шахшах из разведки погибли в первый день, во второй не стало Медузы, Туркмена и Добрыни.
Уходил добровольцем тяжело
К добровольческому батальону "Барс-4" 56-летний Александр Георгиевич примкнул в ноябре прошлого года. Говорит, иначе поступить не мог.
"Рассудил так: ребятишки гибнут, молодые парни, а я тут телевизор смотрю. Чего сижу? Для чего живу? Я не женат. Еще в девяностых развелся, две дочери у меня, но они уже взрослые, живут своей жизнью. И решение пришло само", - рассказывает собеседник.
Сразу отправиться "за ленточку" не получилось из-за возрастных ограничений.
"Уходил тяжело. Только на третий раз взяли. В "Барс" попал, там и в 60 лет можно, если здоровье есть", - говорит он. И уточнят: почти все добровольцы были примерно его возраста, но "все крепкие ребята".
Около месяца назад Немцев вернулся в Нижний Новгород, туда, откуда родом вся семья. Сейчас живет у сестры, по хозяйству управляется, за пчелосемьей смотрит.
"Вновь отправиться "за ленточку"? Думал об этом. Но я очень тяжело перенес потерю близких друзей, мне нужно время, чтобы отойти. А там видно будет. Может, и вернусь", - говорит он.
Он помнит, как Добрыня, сидя с ним в одном блиндаже, укрывал его замерзшие немолодые ноги, и как Осина делился с ним последним куском хлеба. Знает, что Хантер, который выжил в той бойне, вернулся к семье и детям в Ямало-Ненецкий автономный округ, связь с ним поддерживает до сих пор. Говорит, все сроднились в тех условиях. Справиться с тяжелыми воспоминаниями об утрате боевых товарищей Александру Георгиевичу помогает вера.
"Я верующий человек, православный. Верю, что у Бога все живы. Но, признаюсь, оплакивал Осину и Добрыню, мы с ними были очень близки. В окопах и блиндажах столько времени вместе провели, они мне как родные были. Теперь всегда буду молиться о своих погибших товарищах…".
Читайте также на РИА Новости Крым: