Капитан судна "Норд" Владимир Горбенко: "Мы на Украине в плену"

Дарья Егорова, РИА Новости Украина

Как стать пленником на Украине за то, что работаешь и живешь в Крыму, теперь точно знает Владимир Горбенко — капитан судна "Норд". СБУ придумывает новые и новые обвинения против моряка только потому, что он, по их мнению, "работал на оккупантов".

Еще 25 марта в акватории Азовского моря задержали рыболовецкое судно "Норд" под флагом России. Как заявила Госпогранслужба Украины, "во время проверки было установлено, что судно, зарегистрированное в порту Керчи, нарушило порядок посещения Крыма". Все члены команды имели при себе паспорта России, которые раздавали в Крыму.

Судно доставили в порт Бердянска. Четвертого апреля капитана арестованного судна Владимира Горбенко привезли в Херсон для избрания ему меры пресечения по ч. 2 ст. 332-1 Уголовного кодекса Украины "Нарушение порядка въезда на временно оккупированную территорию Украины и выезда из нее". Капитану предложили выбор: содержание под стражей или залог в размере 35 240 гривен.

Залог был внесен, но Горбенко пришлось провести в изоляторе временного содержания, а потом и в СИЗО четыре дня. Но не успел он выйти на свободу, как ему предъявили новое обвинение по ст. 249 УК Украины "Незаконное занятие рыбным, звериным или иным водным добывающим промыслом".

В среду, 11 апреля, судья Херсонского горсуда избрал очередную меру пресечения и обязал капитана не покидать Херсон. Адвокаты и подозреваемый просили разрешить ему проживать в Запорожской области, у родственника. Но суд на это не пошел.

У корреспондента РИА Новости Украина появилась возможность обсудить обстоятельства дела и задержания с капитаном рыболовецкого сейнера "Норд" Владимиром Горбенко.

— Владимир, получается, что вы и ваш экипаж сейчас находитесь в положении пленников на территории Украины?

— По факту мы пленники. С самого первого дня, когда был задержан сейнер. Изначально арест наложили на судно, но я и десять членов экипажа оказались в заложниках. У нас были изъяты документы, а так как нет документов, мы не имеем право вернуться в Керчь.

— Почему именно вы попали под прицел? У вас есть предположения на этот счет? Неужели поводом послужило то, что на судне был поднят флаг России?

— На том участке ловили тюльку несколько десятков судов — как с Украины, так и из России, но целенаправленно подошли к нам. Я думаю, поступила информация, что мы из Крыма. А цель была найти любое судно из Керчи. Я сделал такой вывод.

— То есть пограничники вам сразу предложили следовать за ними?

— Да, на борт поднялись вооруженные люди в камуфлированной форме. Запретили мне общаться в радиоэфире и сообщить о происшедшем работодателю, что является нарушением. А о таком ЧП, по правилам Международного кодекса мореплавания, я должен уведомить судовладельца. Но меня лишили такой возможности, объяснив, что во время конвоирования пользоваться радиоэфиром нельзя и только по прибытию в порт я смогу оповестить судовладельца.

— Как экипаж воспринял известие о том, что вместо того, чтобы отбыть домой, придется идти в другой порт?

— Но экипаж ничего не мог предпринять, потому что их тут же изолировали, закрыли в каютах. При мне оставили помощника и механика.

— А не могли на вашем борту искать контрабанду чего-то? Такие разговоры не проскакивали?

— Нет. Речь о контрабанде не шла. Сразу никто ничего не говорил, но как только я предъявил документы, они заявили, что они недействительны. После просмотра судовых документов они меня начали уверять в том, что и они являются недействительными. На основании этого — что я якобы осуществляю промысел без документов — судно задерживается. Мне дали команду, что судно будет конвоироваться, и предложили вести себя мирно, чтобы не усугублять ситуацию. Никаких претензий не предъявляли.

— А что, когда вас задерживали, вы могли не подчиниться и попытаться скрыться?

— Нет. Люди были вооружены, как можно скрыться от вооруженных людей? К тому же на мне ответственность за экипаж. Если бы я начал убегать, не факт, что по нам бы не открыли огонь. И если бы это привело к тяжким последствиям, к гибели людей или их ранению, это было бы на моей совести. Более того, уверяли меня пограничники, чтобы я не переживал, будут только два админпротокола, заплатим штраф — и нас отпустят. Но потом, на основании одного протокола о незаконном выходе из порта Керчь, СБУ на берегу открыла уголовное дело. И это дело приобрело размах.

— Как-то не укладывается в голове, что подобное могло произойти на Украине. Или нечто подобное уже когда-то было?

— Ну я о таких случаях слышал только возле побережья Африки. В Европе ни о чем подобном не слышал. В таких ситуациях, при выявлении нарушений, меня должны передать тем властям, которые выдавали документацию, для разбирательства. Но этого сделано не было. А значит, это чистой воды политика, я с судном оказался не в том месте и не в то время.

— Сейчас вы задержаны, находитесь вдали от дома. Вы оказались в положении бомжа — без документов, без постоянного места жительства, без средств существования. Что, кроме жилья и похлебки, в следственном изоляторе вам предложили украинские власти?

— Ничего. Из документов у меня остались только водительские права. Денег нет — я шел в море зарабатывать деньги. В море деньги не нужны, плавучих магазинов нет. Из одежды только то, в чем я вышел: зимние ботинки, зимняя куртка и все, что на мне. На время следствия жить я должен там, где найду, а за что — сам должен думать. Я просил судью разрешить мне выезд в Запорожскую область, где проживает родственник, двоюродный брат, готовый меня приютить у себя, но судья отказал. Вот и скитаюсь сейчас по городу Херсону в поиска ночлега. Хотя сотрудники СБУ помогали мне с лекарствами, этого я не скрываю.

— Одна из причин вашего задержания и содержания на территории Украины в том, что у вас и ваших членов экипажа были паспорта Российской Федерации. Выходит, вы не имеете права там жить и работать в Крыму?

— Закон об оккупированной территории подразумевает, что все предприятия в Керчи незаконны. По факту мы "сотрудничаем с оккупационными властями". То есть не имеем права работать не на украинских предприятиях. Но украинских там нет. Получается, что крымчане должны умирать с голоду. В СБУ посчитали, что выход в море из порта Керчь нашего сейнера незаконен. В этом вся загвоздка.

© РИА Новости . Дарья Егорова

— Как ваш экипаж отнесся к этой криминальной истории?

— Тяжело. Младшему члену экипажа около 20 лет, старшему — 60. У всех в Крыму семьи, дети, родственники. Они не могут разобраться, что происходит, хотя понимают, что мы стали жертвами какой-то политической игры. Но за что и почему именно мы, никто понять не может.

— А представитель украинского омбудсмена предлагал вам хоть какую-то помощь?

— Нет. Не предлагали, и ни я, ни экипаж с ними не общался.

— Ситуация с вами могла произойти из-за судна. Ну, скажем, кому-то оно приглянулось, и они решили таким образом его отобрать? Совершить рейдерский захват?

— Нет. Судно 1989 года выпуска. Устаревшая модификация, но на плаву, потому что проводим его капитальный ремонт. Мы все работаем в одном бассейне, но на одном типе судов. Я сомневаюсь, что именно наше судно кому-то приглянулось и его решили конфисковать. Это не яхта. Это все политика.

—  Вы застряли вдали от дома на неопределенный срок. Но как вы и экипаж все это время выживаете?

— Сегодня мне и экипажу помогают только юристы, которые тянут нас на своей шее еще с Бердянска. Начиная от закупок продуктов еще на судно, потому что товарные договоры с собственником никто не захотел заключать, так как он зарегистрирован в Крыму. Нам создали настоящую блокаду. Мы десять дней провели на судне, где не могли ни помыться, ни постирать. Цистерна со сточными водами рассчитана на пять дней, но нам пришлось ею пользоваться десять. Был вынужден ввести режим экономии, пользоваться только туалетом. Душем разрешалось пользоваться только одной женщине на судне. Кроме этого, уже когда мы оказались в украинском порту, у нас закончились продукты, мы же вышли в море на три дня, а нас не выпускали никуда с судна. Но и приобрести их, откровенно говоря, было не на что. Мы вынуждены были готовить выловленную нами тюльку, импровизировать, котлеты из нее жарить и так далее. Единственные, кто нам помогал, это наши адвокаты, которые нам купили и передали продукты. Питьевая вода закончилась, употребляли уже техническую. Говорить о том, что само судно не приспособлено к долгому пребыванию экипажа, не приходится. Длина судна 25 метров. Кубрики рассчитаны на четыре человека. Десять дней я и экипаж там ютились. Сейчас опять проблема: где в Херсоне всех расселить, как прокормить. Ведь не только я стал заложником, но и экипаж.

— Ваше образцово-показательное задержание может напугать других?

— Наверное, с этой целью все делалось. На данный момент в то место, где нас задержали, никто не ходит. Теперь всю тюльку вылавливают только судна, приписанные к украинским портам, и Украине никто не наносит ущерб. Ведь меня обвиняют в том, что я выловом рыбы нанес ущерб Украине. Но я же рыбу ловил законно, соблюдал правила рыболовства, а кому работодатель платит налоги — это не моя забота. Я работал официально, это моя профессия. Если я не поймаю рыбу, я ничего не заработаю, не накормлю семью. А у меня дома жена в декрете с двухлетним ребенком и 11-летняя дочь.

— Чем вы планируете заняться сейчас в Херсоне?

— Я не знаю, что завтра будет со мной. Прежде всего, мне надо поправить здоровье, потому что эти события — задержание, ИВС, суды — вызвали гипертонический криз. И, конечно, надо искать, как заработать деньги здесь.

— Что бы вы сейчас сказали своим коллегам по промыслу?

— Я не знаю, что сказать. Я бы не рекомендовал ходить в море, пока вопрос со мной не решится. Чтобы не оказаться в такой же ситуации.