О том, как изменился российским Крым за год, каковы самые яркие воспоминания «крымской весны», и перспективах чиновников, которые не желают честно работать, в эфире радио «Россия сегодня» рассказал первый заместитель председателя Совета министров Крыма Михаил Шеремет.
– На этой неделе крымчане отметили годовщину воссоединения с Российской Федерацией. Год назад вы были в самой гуще событий. Что вам запомнилось в первую очередь?
– Запомнилось очень многое, потому что плотность суток в то время была колоссальная. День проходил как год, бросалось много вызовов, поступало множество информации, которую необходимо было проверять. Хорошо помню 18 марта, когда побеленные сединой мужчина и женщина стояли, обернувшись российскими флагами, и он, гладя ее по голове, говорил: «Маша, не плачь, я тебя прошу! Теперь мы можем умереть – мы в России».
– А какие воспоминания связаны с 26 февраля?
– Это был переломный момент для всех крымчан, когда мы видели смерть, которая раньше была лишь по телевизору. Теперь же видели в реальности, к чему могут привести межнациональные конфликты. Фашизм – кроме смерти, разрухи и опустошения – ничего не несет. Это была последняя соломинка, которая сломала горб верблюда.
В то время уже было сформировано народное ополчение. Нам удалось сдержать эмоции, сохранить дисциплину. Многое до меня лично не доходило, потому что руки чесались, хотелось отомстить. Впоследствии я понял, насколько мудрым был наш руководитель Сергей Аксенов, который запретил применять какую-либо силу и осуществлять противостояние. На крови мира построить невозможно, как не смогут его построить сегодня и на Украине.
– 26 февраля уже применялись технологии майдана, были сотники, которые руководили людьми в толпе. Вы понимали, что происходящее – это провокация?
– Понимали, но для нас было дикостью выражать свою позицию в виде агрессии крымчан к крымчанам. На площади перед Госсоветом тогда находились представители «Правого сектора», которые четко отрабатывали технологии майдана. Управляли этим процессом Джемилев и Чубаров. Аналогичная ситуация происходила и в Киеве, там тоже были сотники, но это все четко отслеживалось. Я благодарен главе Республики, который не дал столкнуть лбами людей. Это был единственный лидер, который людям всех национальностей объяснял, просил, убеждал и договаривался. Больше ни одного политика я там не видел.
– Как удалось в столь сжатые сроки организовать и наладить работу ополчения?
– Общая беда и опасность людей сплачивают и объединяют. Вот на этом порыве и произошло то, что произошло. После того как мы взяли на себя ответственность за правопорядок во всем Крыму, у нас преступности было ноль целых ноль десятых.
– Понимали ли вы, какое количество работы предстоит проделать уже после референдума для интеграции Крыма в правовое и экономическое поле?
– Тогда казалось, что тяжелее и хуже быть уже не может. Но служба в костюме чиновника – это каторга. Когда раньше смотрел со стороны на госслужащих, то думал: «Что они там делают?» Но я командный игрок и если мне доверили определенный участок работы, я обязательно с ним справлюсь. У нас, у военных, приказы не обсуждаются. Мы не ищем способ, чтобы не выполнить, мы ищем способ выполнить любую задачу.
На сегодня мы полностью интегрировались в российское законодательство, решили много вопросов. У нас большие планы и задачи, мы обязаны оправдать доверие народа. А самое главное, чтобы смерти наших ребят были не напрасны, и чтобы мы были в великой и могучей стране одним из передовых регионов.
– За 23 года в составе Украины не было активного общения региональной власти с центральной. Насколько сейчас чувствуется поддержка Москвы?
– Киев не выделял средства, потому что понимал, что Крым – это не их территория. Думаю, они просто не хотели вкладывать деньги в развитие территории Российской Федерации – другого объяснения у меня нет. Все 23 года только «высасывали» из Крыма ресурсы.
Многие крымские чиновники еще должны понять, что за их действия будут спрашивать. Сегодня деньги выделяются колоссальные, необходим их четкий контроль и учет, в том числе, со стороны общественности. Те, кто не будет работать, или попытается воровать – окажутся на обочине истории.
– Вы являетесь заместителем руководителя комиссии по противодействию коррупции. Как она работает, есть уже какие-то результаты?
– В ближайшее время будет несколько громких дел, в которых будут фигурировать достаточно известные люди. Наш народ должен убедиться, что за совершенными преступлениями последуют наказания.
– Из Киева звучат достаточно воинственные заявления о намерениях вернуть Крым. Насколько безопасно мы можем себя чувствовать?
– Они год назад не могли вернуть Крым и впредь не смогут. Я возглавляю силовой блок в правительстве и могу уверенно сказать, что это не более чем PR-акции, призывы, которые заставляют запад активизироваться и выдавать новые транши кредитов, оказывать материальную помощь. Мы видим, насколько марионеточной стала Украина.
Угроза одна – со стороны Украины действительно заминирован мост в районе Чонгара, поэтому если есть возможность у граждан, то лучше выезжать через Армянск и Перекоп. Существует реальная опасность жизни не только россиян, но и всех в целом, кто пересекает границу в этом пункте пропуска. Такое отношение к людям в голове не укладывается. Но у них там многое в голове не укладывается: они на майдане коктейли Молотова разливали, а мы здесь – вино. Они там разрушали здания и улицы громили, а мы строили аквапарки и дома. У нас идеология абсолютно не совпадает, поэтому сейчас очень важным является вопрос патриотического воспитания. Это важно, потому что мы воочию видим, к чему приводит отсутствие патриотизма или искажение истории. Патриотическое воспитание строится на истории, а у нас очень богатая и самобытная история – нам есть чем и кем гордиться.
– С чего должно начинаться воспитание патриотизма?
– С детских садов. Народное ополчение посещает школы, общается с детьми и рассказывает, к чему могла привести ситуация год назад. Дети, как губка, хорошо впитывают информацию, но не только нашу – также фашистскую. Мы помним, как футбольные фанаты не понимая, что они делают, пытались найти для себя новую идеологию. Поэтому повторю – патриотическое воспитание должно быть на первом месте, а потом – все остальное.
